Как неоднократно упоминалось в этом Модуле, в дополнение к преступлениям терроризма, определенным в универсальных документах по борьбе с терроризмом, которые должны быть включены государствами-участниками во внутреннее уголовное законодательство, существует возможность преследования за некоторые террористические преступления как тяжкие международные преступления, вне зависимости предусмотрены ли они нормами обычного международного права или кодифицированы в текстах договоров, например, Римского статута 1998 года. В любом случае, несмотря на то, что эти преступления уже существуют в рамках обычного международного права (Bassiouni, 1999, стр. 522), граждане государств, не являющихся участниками определённых договоров, могут теоретически преследоваться за их совершение (см. Римский статут 1998 г., статья 98 и Патриотический акт США (2001 г.)).
Тяжкими международными преступлениями, имеющими непосредственное отношение к данному Модулю, являются преступления против человечества, военные преступления и геноцид. Как показывают недавние обсуждения и дебаты относительно чудовищных преступлений Исламского государства и того, как привлечь виновных к ответственности, определённые террористические акты могут перейти правовую грань, необходимую для установления таких наиболее серьёзных международных преступлений. Аналогичным образом, совершение тяжелых международных преступлений может быть вменено и другим террористическим группам, например, организации «Боко Харам», использующей сексуальное насилие в качестве средства террора, в отношении которой Международный уголовный суд (МУС) начал расследование за преступления против человечества и военные преступления (см. Международный уголовный суд, канцелярия Прокурора, 2017, стр. 46).
Основными элементами «преступлений против человечности», как определяется в статье 7 Римского статута, являются определенные запрещенные деяния, которые «совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, и если такое нападение совершается сознательно». Запрещенные деяния включают такие преступления как убийство, истребление, бесчеловечные деяния, преследование, пытки, изнасилование, обращение в сексуальное рабство и насильственное исчезновение людей (статья 7(2)), которые обычно образуют основу террористических актов. Не существует единого источника, который бы определял точное значение ключевых элементов преступления против человечности. Даже документ «Элементы преступлений» Международного уголовного суда (2011), несмотря на определение необходимых элементов, составляющих каждый вид преступления, не дает определения каких-либо терминов за исключением минимальных во «Введении» к статье 7 и сносках. Дополнительную ясность в толкование таких терминов внесла международная судебная практика, в частности, практика специальных трибуналов по бывшей Югославии и Руанде.
Не существует какого-либо международного договора, посвящённого преступлениям против человечности, подобно такому, который имеется в отношении военных преступлений и геноцида. Несмотря на то, что судебная практика не всегда была последовательной, ключевые элементы, а именно элементы «широкомасштабности» и «систематичности» подразумевают существенный элемент «серьезного характера» (доклад Совет Безопасности S/25704, п. 48), результатом чего являются многочисленность жертв и «исключение отдельных или произвольных актов» (Прокурор против Тадича, 1997, п. 646). Особенно актуальным для преступлений, связанных с терроризмом, является тот факт, что преступление может быть «широко распространено» посредством «совокупного эффекта серии бесчеловечных актов или единственного воздействия бесчеловечного акта чрезвычайного масштаба» (Прокурор против Бласкика, 2000, п. 206). При этом одним из критериев является то, что некоторые, но не все, террористические атаки должны отвечать такому требованию, как организованный, скоординированный и не случайный характер атак, как, например, атаки 11 сентября, совершенные «Аль-Каидой» в 2001 году, или террористические нападения в Мумбаи, совершенные «Лашкар-и-Тайба» в ноябре 2008 года, подготовка и осуществление которых было широкомасштабным. Преступления против человечности первоначально подлежали преследованию только в случае, если они осуществлялись в ходе вооружённого конфликта, но в последние годы было достигнуто понимание, что преследование по ним может осуществляться вне зависимости от того, были ли они совершены в мирное время или в условиях вооружённого конфликта, а в техническом плане они могут быть совершены только против гражданских лиц, хотя, принимая во внимание отсутствие глобальной конвенции по таким преступлениям, точные параметры того, что это означает на практике, не полностью и не всегда ясны. Конечно, многие эксперты полагают, что террористические атаки 11 сентября отвечают всем необходимым критериям, чтобы квалифицироваться как преступление против человечества.
В отличие от преступлений против человечности, которые могут совершаться как в мирное время, так и во время вооруженного конфликта, военные преступления должны иметь связь с ситуацией вооруженного конфликта. Эти преступления влекут за собой нарушения международного гуманитарного права, такие как преднамеренные или неизбирательные нападения на гражданских лиц, пытки или жестокое обращение с людьми и т.д.
Даже при наличии ситуации военного конфликта структура, организация и modus operandi, по крайней мере, большинства террористических организаций таковы, что они не позволяют квалифицировать их как «организованная вооружённая группировка», которая может быть участником вооружённого конфликта, в том числе немеждународного вооружённого конфликта. Исключением, пожалуй, может стать Исламское государство, которое было участником недавних конфликтов в Ираке и Сирии. Факты свидетельствуют о том, что это хорошо структурированная, организованная и располагающая большими ресурсами организация. В свою очередь, по имеющейся информации, Исламское государство не питает никакого уважения к международному гуманитарному праву и нарушает многие его аспекты, в том числе общую статью 3 Женевских конвенций 1949 года, которая предусматривает соблюдение минимальных гуманитарных обязательств в ходе любого вооружённого конфликта посредством таких своих действий, как масштабные, преднамеренные атаки на гражданское население в нарушение принципа разграничения, сексуальное насилие и обращение в рабство, мародёрство, пытки, разрушение культурных ценностей и т.д. При этом они используют тактику и методы, которые обычно ассоциируются с военными преступлениями и террористическими актами, например, умышленное убийство и масштабное преднамеренное разрушение культурных ценностей, наряду с террористическими актами и методами, прямо запрещёнными международным гуманитарным правом (см. Модуль 6), например, преднамеренными актами устрашения гражданского населения (см. Женевская конвенция IV в отношении гражданского населения, статья 33; Дополнительный протокол 1, статья 51; и, Дополнительный Протокол II, статьи 4 и 13).
В том, что касается элементов, связанных с применением террора против гражданского населения, как и в случае других видов военных преступлений материальный элемент может принимать форму атаки, преднамеренно или безжалостно направленной против гражданского населения (т.е. не просто побочный ущерб, степень которого является допустимой согласно международному гуманитарному праву как реальность конфликта), или атаки, имеющей неизбирательный или несоразмерный характер. С точки зрения субъективного элемента трудность заключается в том, что необходимо продемонстрировать «конкретное намерение», как обсуждалось в данном Модуле, т.е., что главной целью преступного деяния было распространение террора среди гражданского населения (Прокурор против Галича, 2006, п. 103-104). Это будет трудно доказать в связи с наличием аргумента защиты о «сопутствующем ущербе». Также, несмотря на то, что точное значение «террора» является неясным и спорным, Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии определил его в том значении, что необходим «чрезвычайный ужас» определённой интенсивности и длительности (Прокурор против Галича, 2006, п. 137), или «преднамеренное лишение чувства безопасности» среди лиц, не участвующих в военных действиях» (Прокурор против Драгомира Милошевича, 2007, п. 886).
Несмотря на то, что такие террористические акты, как правило, не оговариваются в международных уголовных документах, в том числе в Римском статуте и статуте Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии, в то же время они включены в уставы Международного уголовного трибунала по Руанде и Специального суда по Сьерра-Леоне – трибуналы смогли на практике обойти это ограничение, используя свою судебную практику (Прокурор против Галича, 2006, п. 97-105). Позиция на сегодняшний день, очевидно, заключается в том, что умышленное осуществление террора среди гражданского населения является военным преступлением в нарушение как договора, так и обычного международного права (Henckaerts and Doswald-Beck, 2005, стр. 8-11).
В число тяжких международных преступлений, которые могут быть осуществлены террористами, входят преступления против человечности и военные преступления. Теоретически, хоть и в исключительных случаях они могут квалифицироваться как геноцид. Несомненно, когда Международная независимая комиссия ООН по расследованию событий в Сирийской Арабской Республике опубликовала свой доклад в июне 2016 года, в нем был сделан вывод о том, что помимо многочисленных преступлений против человечности и военных преступлений Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ) также совершило акты геноцида против езидов (Совет по правам человека, доклад Международной независимой комиссии ООН по расследованию событий в Сирийской Арабской Республике A/HRC/32/CRP.2).
Объективные элементы определены в Конвенции 1948 года о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (Конвенция о геноциде) (статья II), отражая то, что считается обычным международным правом и основой статьи 6 Римского статута, следующим образом:
В настоящей Конвенции под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:
(a) убийство членов такой группы;
(b) причинение серьёзных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;
(c) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на её полное или частичное физическое уничтожение;
(d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;
(e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.
Дальнейшая ясность касательно значения этих элементов была внесена посредством правовой практики Международного уголовного трибунала по Руанде, в том числе в деле Акаесу. Термин «убийство» интерпретировался как умышленное убийство, т.е. как добровольное или преднамеренное убийство (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 500-501). Несмотря на требование «причинения серьёзных телесных повреждений или умственного расстройства», это «не обязательно означает, что «такие повреждения носят постоянный или неисправимый характер» (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 502-504) несмотря на то, что оно должно быть значительным и не поверхностным по своему характеру. Вместо этого, «такое деяние должно подразумевать причинение вреда, которое выходит за рамки временного несчастья, смущения или унижения. Это должен быть такой вред, результатом причинения которого является серьёзный и длительный ущерб способности человека вести нормальную и созидательную жизнь..... Палата считает, что нечеловеческое обращение, пытки, изнасилования, сексуальное насилие и депортация являются деяниями, которые могут причинить серьёзное телесное повреждение или психическое расстройство» (Прокурор против Радислава Крштича, 2001, п. 513). Вред может включать акты телесных или умственных пыток, сексуальное насилие и преследование (Прокурор против Джорджа Андерсон Ндерубумве Рутаганда, 1999, п. 51). В отношении «предумышленного создания для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на её полное или частичное уничтожение», это может принимать такие формы как «применение к группе людей ограничения режима питания на уровне поддержания жизнедеятельности, систематическое изгнание из своих домов и сокращение базовых медицинских услуг ниже требуемого минимума» (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 505-506) или «предумышленное лишение жизненно необходимых ресурсов, таких как еда и медицинские услуги» (Прокурор против Клемента Кайшемы и Обеда Рузиданы, 1999, п. 116). Также необходимо отметить, что меры по насильственному сокращению деторождения также могут принимать различные формы как физические, так и психологические и включать не только сексуальные увечья, стерилизацию, насильственный контроль рождаемости и т.д., но также изнасилования с целью предотвращения деторождения, когда изнасилованные женщины отказываются в последствии производить потомство (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 507-508). Несомненно, изнасилования - характерная черта преступных деяний Исламского государства и группировки «Боко Харам», которые иногда приводили к гибели в результате полученных травм. Насильственная передача детей также часто сопровождается угрозами и унижением (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 509).
С точки зрения масштаба деяния, полностью или частично, геноцид может принимать различные формы. Например, Судебная палата в Кристиче пришла к заключению, что «намерение уничтожить группу людей в пределах ограниченной географической местности, например, региона страны или даже муниципалитета» может быть охарактеризовано как геноцид (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 589).
Что касается субъективного элемента для установления факта геноцида, то он изложен в статье II (1) Конвенции о геноциде (а также в соответствующем обычном праве), а именно - «намерение уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». Этот вид умысла квалифицируется как dolus specialis, т.е. необходимо наличие отягчающего, специального преступного намерения помимо преступного умысла совершить объективный состав преступления, описанный выше. Он является конкретным и намеренным по характеру, т.е. подразумевает большее, чем просто халатность или грубая небрежность. Международный трибунал по Руанде определил «конкретный умысел» как «конкретное намерение, необходимое в качестве составного элемента преступления, которое подразумевает, что преступник совершенно очевидно стремился совершить преступный акт» (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 498). О наличии конкретного умысла можно сделать вывод из определённого ряда презумпций факта - «из действий или высказываний обвиняемого, или общего контекста, в котором были совершены другие систематические преступные акты против той же самой группы лиц вне зависимости от того, были ли совершены эти акты одним и тем же преступником или же другими преступниками» (Прокурор против Жан-Поля Акаесу, 1998, п. 523).
И хотя совершить такое преступление, в котором будут присутствовать необходимые объективные и субъективные элементы, непросто, тем не менее, как показал текущий дискурс в отношении возможного совершения геноцида против езидов, это представляется технически возможным для террористов.
Наконец, статья III Конвенции о геноциде дополняет, что:
Наказуемы следующие деяния:
(a) геноцид;
(b) заговор с целью совершения геноцида;
(c) прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида;
(d) покушение на совершение геноцида;
(e) соучастие в геноциде.
Уставы МТБЮ (Международный трибунал по бывшей Югославии) и МТР (Международный трибунал по Руанде) отражают это расширенное определение данного преступления, а Римский статут 1998 года нет.
Даже в случаях, когда могут быть определены объективные и субъективные элементы международных преступлений, а также в случаях преступлений, предусматриваемых универсальными документами по борьбе с терроризмом, существует множество практических проблем, связанных с расследованием и преследованием террористов за совершение тяжких международных преступлений, вне зависимости основываются ли они на обычном международном праве, международном договоре, как, например, Конвенция о геноциде 1948 года, или резолюциях Совета Безопасности, которые послужили основой для уставов Международного трибунала по бывшей Югославии и Руанде (Резолюция СБ ООН 827 (1993) и 955 (1994)).
Одной из значительных проблем остаётся физическое задержание предполагаемых преступников, в частности лидеров террористических групп в целях расследования и преследования их деяний. Ещё одна проблема касается физических препятствий, связанных со сбором доказательной базы, в частности в условиях конфликта или в постконфликтной ситуации, когда многие из таких доказательств недоступны, уничтожены или являются конфиденциальной разведывательной информацией. Когда преступниками являются иностранные боевики-террористы, могут возникнуть дополнительные сложности, связанные с несовершенством внутреннего уголовного законодательства в отношении таких типов преступников и преступлений. Как отмечалось выше, в соответствии с принципом «двойной подсудности» подозреваемый обычно может быть только выдан одним государством (например, когда лицо задержано) другому государству (чтобы подвергнуть его уголовному преследованию), когда преступление в целом является идентичным в обоих государствах. В настоящее время есть существенные пробелы во внутреннем законодательстве многих стран для осуществления преследования таких иностранных боевиков во многих частях мира.