Учитывая, что в основе контртеррористических мероприятий лежит эффективный и прозрачный процесс уголовного судопроизводства, обеспечивающий соблюдение принципа верховенства права и прав человека, они могут обеспечить мирный, подотчётный и легитимный ответ на терроризм. Такого рода меры уголовного правосудия в отношении терроризма могут помочь избежать или снизить риски необоснованного или незаконного применения силы, выходящего за рамки средств защиты или процессуальных гарантий, обеспечиваемых надлежащим судебным процессом. Они могут способствовать укреплению приверженности общества верховенству права и правам человека даже в условиях угрозы терроризма.
Роль системы уголовного правосудия в противодействии терроризму является сложной. Действительно, основная задача контртеррористических стратегий должна заключаться в предотвращении террористических актов, и в некоторых случаях правоохранительные органы способны предотвратить совершение террористических атак. Тем не менее, некоторые существующие методы работы системы уголовного правосудия менее эффективны, когда речь идёт о предотвращении достижения цели террористических сговоров или в случаях, когда террористическая угроза слишком масштабна, чтобы устранить её с помощью имеющихся ресурсов. Дальновидная, превентивная и хорошо финансируемая стратегия уголовного правосудия в борьбе с террористическим насилием требует наличия всеобъемлющей системы конкретных видов преступлений, следственных полномочий и методов, правил представления доказательств и международного сотрудничества. Цель заключается в том, чтобы упреждающим образом интегрировать механизмы материального и процессуального характера в целях снижения масштабов и степени жестокости террористического насилия и делать это в рамках строгих ограничений и средств защиты уголовной системы и верховенства права. Тем не менее, могут иметь место значительные сопутствующие трудности, в частности для не владеющих богатыми ресурсами стран, в реализации всех рекомендованных мер для правоохранительных органов и систем уголовного правосудия наряду с обеспечением необходимого уровня технического потенциала.
Системы уголовного правосудия эти проблемы решают по-разному в зависимости от правовых традиций, уровня развития, относительной институциональной развитости и собственной культурной среды. В некоторых случаях воспринимаемая неотложная потребность в реагировании на конкретную угрозу вынуждала государства импровизировать и использовать новые методы уголовного правосудия, которые могут противоречить общепризнанным международным договорам в области прав человека и нормативным стандартам. Кроме того, существуют возможности для укрепления потенциала и эффективности национальной правовой системы и системы уголовного правосудия во многих государствах в целях сотрудничества на международном уровне в рамках многочисленных контртеррористических инициатив, основанных на принципе верховенства закона. Это приводит к дополнительной нагрузке на уже ограниченный потенциал многих систем уголовного правосудия, и, возможно, ослабляет или ставит под угрозу их способность функционировать в рамках базовых принципов верховенства права и прав человека.
Иногда в контексте преследования международных преступлений используется термин «международное уголовное правосудие». Antonio Cassese отмечал: «Понятие международного уголовного правосудия расплывчатое. В настоящее время под ним понимается применение принципа подотчетности в отношении конкретных видов международных преступлений, будь то международным или национальным судебным органом. Такой орган должен быть учреждён и быть беспристрастным, а его судебные процессы должны быть справедливыми и соответствовать международным стандартам» (Cassese, 2009, стр. 131).
В настоящем Модуле термин используется для обозначения международных преступлений, за которые террористы могут подвергаться уголовному преследованию вне зависимости от того, являются ли эти деяния террористическими преступлениями, предусматриваемыми договорами, т.е. правовым обоснованием для их преследования является международный договор, например, одна из универсальных конвенций о борьбе с терроризмом, или же одним из тяжких преступлений обычного международного права, например, преступление против человечества. Несмотря на то, что последние не имеют прямого отношения к преступлениям, связанным с терроризмом, как будет разъяснено далее, в определённых обстоятельствах такие деяния могут включать и преступления, связанные с терроризмом. Оба вида этих международных преступлений служат основой для международного уголовного права, являющегося сводом норм международного публичного права. Примечательно, что в отличие от других международных правовых режимов, лежащих в основе контртеррористической стратегии ООН, которая обсуждалась в Модуле 3, полностью согласованного режима международного уголовного права, регулирующего вопросы терроризма и контртеррористической деятельности, и соответствующих механизмов на сегодняшний день не существует.
Несмотря на то, что международное уголовное право основывается на статье 38(1) статута Международного суда ООН (объясняется в Модуле 3), точный источник права, предмет и характеристики любого международного преступления часто определяются правовым документом устава органа, который занимается преследованием такого преступления. Это может привести к некоторым расхождениям в подходах, в том числе относительно того, могут ли преступления, связанные с терроризмом, прямо или косвенно преследоваться как международные преступления и каким образом. В свою очередь, международные преступления, как правило, покушаются на основополагающие ценности международного сообщества, такие как мир и безопасность, в том числе в связи с систематическим или масштабным применением насилия.
С точки зрения того, какие органы осуществляют уголовное преследование таких международных преступлений, то, за исключением Специального трибунала по Ливану, международных уголовных судов или трибуналов, наделённых особой юрисдикцией в отношении террористических преступлений, не существует. Слушания по некоторым наиболее тяжким и громким делам могут проходить в международном уголовном суде или трибунале, например, Международном уголовном суде, юрисдикция которого основывается на положениях Римского статута Международного уголовного суда 1998 года (Римский статут). Альтернативой может служить создание специальных уголовных трибуналов, как, например, по бывшей Югославии и Руанде, которые действовали в соответствии со специальными уставами, предусмотренными резолюциями Совета безопасности согласно главе VII Устава ООН. В отдельных случаях могут быть созданы смешанные суды как, например, специальный суд по Сьерра-Леоне или Чрезвычайные палаты судов Камбоджи, которые используют в качестве источника права как международное, так и национальное право.
При этом обычно террористические преступления (как это определяется в универсальных документах против терроризма) относятся к категории национального уголовного права международного значения. В этой связи они рассматриваются национальным судом стран, в которых такие преступления включены во внутреннее законодательство, как в рамках монистической, так и дуалистической системы (см. Модуль 3). Например, в целях осуществления обязательств государства по Закону о геноциде 1948 года, Женевским конвенциям 1949 года или Конвенции против пыток 1984 года часто принимается внутреннее законодательство, устанавливающее уголовную ответственность за геноцид, военные преступления и пытки. В дополнение к этому сформулированные в них преступления могут существовать и в рамках обычного международного права, непосредственно на которое могут полагаться некоторые национальные суды без необходимости дальнейшего совершенствования законодательства.
В этой связи ответы уголовного правосудия на терроризм по существу формируются на основе национального законодательства, которое и само должно соблюдать различные аспекты международного права. Таким образом, существует несколько компонентов международного права, которые имеют прямое отношение к мерам реагирования национальной системы уголовного правосудия на терроризм. В дополнение к договорным обязательствам, вытекающим из ратификации универсальных правовых документов против терроризма, и ряду юридических обязательств, которые налагают на них соответствующие резолюции Совета Безопасности по борьбе с терроризмом, государства также имеют ряд юридических обязательств в соответствии с другими отраслями международного права, в том числе, международным правом в области прав человека, международным гуманитарным правом, международным правом в области прав беженцев и обычным международным правом, рассматриваемым в Модуле 3. Сюда входят тяжкие международные преступления, которые будут рассмотрены далее.
Эффективная криминализация различных деяний, связанных с террористической деятельностью, является одним из необходимых условий вмешательства со стороны системы уголовного правосудия. Криминализация является не только юридическим обязательством для государств-участников различных документов в области борьбы с терроризмом, но также непременным условием эффективного международного сотрудничества. Предполагается, что государства-участники должны определить в соответствии с внутренним законодательством ряд преступлений, как это предусмотрено конвенциями и протоколами в области борьбы с терроризмом и другими связанными формами преступлений. Они должны также обеспечить установление соответствующих мер наказания за такие преступления с учетом их тяжкого характера.
Для достижения этого государства должны определить элементы состава террористического преступления в соответствии с общим уголовным правом. При этом они также обязаны обеспечить соответствие новых положений уголовного права их обязательствам по международному праву, в частности международному праву в области прав человека, международному праву в области прав беженцев и международному гуманитарному праву.
Существуют два ключевых элемента состава любого преступления, в том числе международных преступлений: объективная сторона преступления (actus reus) и субъективная сторона преступления (mens rea).
Объективная сторона преступления (actus reus) международных преступлений, как правило, касается деяния, обстоятельств и последствий. Элемент деяния может состоять из действия или бездействия, как это предусмотрено в тексте документа, формирующего правовую основу судебного преследования, например, убийство, массовое убийство, тяжкое телесное повреждение, похищение, взрывы бомб или захват транспортных средств в случае преступлений, связанных с терроризмом.
Последствия совершения международного преступления распространяются на все результаты осуществления преступного деяния, такие как причинённый ущерб (например, увечье или ущерб имуществу). В случае международного терроризма деяние должно иметь транснациональную составляющую, т.е. деяние не должно ограничиваться территорией одного государства и должно иметь какой-либо иностранный элемент или связь (см. далее дискуссии по юрисдикции). В каждом международном документе в области борьбы с терроризмом данное требование формулируется по-разному. Например, статья 13 Международной конвенции о борьбе с захватом заложников 1979 г. гласит, что «Настоящая Конвенция не применяется в тех случаях, когда преступление совершено в пределах одного государства, когда заложник и предполагаемый преступник являются гражданами этого государства и когда предполагаемый преступник находится на территории этого государства». Аналогичное требование можно найти в статье 4 Конвенции по борьбес незаконными актами, направленными против безопасностиморского судоходства 1988 года. Требование о наличии транснационального элемента является прямым следствием поставленной в договорах цели обязать государства расследовать преступления, связанные с международными террористическим актами и наказывать за их совершение, а также содействовать международному сотрудничеству в этой области. Однако на практике многие государства квалифицируют в качестве уголовных преступлений деяния, оговариваемые в таких документах, без установления чёткого требования к наличию транснационального элемента, как это предусматривается такими документами.
Аналогичная ситуация, как будет подробно рассмотрено далее, сложилась в отношении универсальных документов в области терроризма - в отсутствие международного согласованного определения терроризма подход государств по традиции заключался в криминализации конкретных объективных элементов деяния в рамках каждого договора, которые далее могут рассматриваться в национальных судах, как правило, без использования термина «террорист». Cassese резюмировал такие деяния следующим образом (Cassese, 2006, стр. 939):
Субъективная сторона, mens rea, относится к психологическому настрою подозреваемого в момент совершения предполагаемого международного преступления, т.е. его или ее намерения или цели. В то время как любое преступление совершается с общим умыслом осуществления запрещённого деяния, как в случае геноцида, или же, как случается реже, обвиняемый был настолько безрассудным или неосторожным, чтобы не подумать о наступлении возможных последствий, международные террористические преступления требуют доказательства наличия определённого умысла. Обычно в случае терроризма в договоре будет оговорено, что таким определенным умыслом является намерение запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения. Как отмечал Antonio Cassese, ещё одна уникальная черта, связанная с терроризмом, касается основного мотива совершения преступления:
Преступное деяние не должно совершаться, преследуя личные цели (например, выгода, месть или личная ненависть). Оно должно быть основано на политических, идеологических или религиозных мотивах. Мотив играет важную роль, поскольку он помогает провести различие между терроризмом как проявлением коллективного преступного деяния и уголовными преступлениями (убийство, похищение и т.д.), которые, наоборот, указывают на индивидуальное преступное деяние. Террористические акты, как правило, осуществляются группами или организациями, или лицами, действующими от их имени или каким-то образом связанными с ними.... Именно этот фактор превращает кровопролитное действие в террористический акт. (Cassese, 2006, стр. 937).
В качестве примеров можно привести Международную конвенцию о борьбе с захватом заложников 1979 года (статья 1(1)) и Конвенцию о борьбе с финансированием терроризма 1999 года (статья 2(1)(b)), которые характеризуют террористические действия, являющиеся предметом их внимания, как совершаемые с намерением заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения; помимо этого, последняя конвенция также предусматривает цель запугивания населения.
Несмотря на то, что терроризм считался деятельностью, представляющей серьёзную угрозу национальной безопасности до вступления в силу национальных контртеррористических законодательных мер в соответствии с резолюцией Совета Безопасности 1373 (2001), в рамках многих внутренних правовых систем он все ещё рассматривался как обычное преступление, не предусматривающее конкретного субъективного элемента (mens rea) (например, политического элемента). Соответственно, уголовное преследование терроризма осуществлялось с точки зрения связанных уголовных деяний (в частности, убийство, нападение, ущерб имуществу, поджог), или в рамках преступлений против национальной безопасности или преступлений против порядка (например, измена, мятеж, протесты, предательство или в исключительных случаях преступления, устанавливаемые законом о чрезвычайном положении).
Также необходимо отметить, что могут существовать важные различия в реализации, формулировке и осуществлении правоохранительной деятельности в отношении террористических преступлений в рамках общего права и гражданских/континентальных правовых систем, и даже внутри них. Это может привнести дополнительную напряжённость, которая также может оказать влияние на осуществление уголовного преследования таких преступлений в международных структурах (см. далее Fletcher, 2009, стр. 104-110).
Например, такие преступления как соучастие или преступный сговор являются наглядными примерами для применения мер по недопущению планирования и подготовки преступных действий. Признание уголовно наказуемым участие в заговоре с целью совершения террористического акта (даже когда сам акт ещё не совершён), тем не менее, зависит от национального законодательства и правовой традиции и может вызвать всевозможные трудности в плане доказательства. Так, в ходе переговоров по Римскому статуту 1998 года предложение признать преступлением заговор было отвергнуто даже в контексте таких тяжких преступлений как геноцид, несмотря на то, что такое деяние содержалось в тексте Конвенции о предотвращении преступления геноцида и наказании за него 1948 года и было включено в качестве основания для уголовной ответственности в устав специальных трибуналов по бывшей Югославии и Руанде. Это отражает мнение ряда государств, которые не согласны с понятием преступления заговора.
При этом существуют пути преодоления таких затруднений. Уголовная ответственность на момент, предшествующий фактическому совершению насилия, может быть предусмотрена в законодательстве посредством концепции association de malfaiteurs (создание преступного сообщества) континентального гражданского права и (или) концепции «заговора» общего права, которые запрещают сговоры для совершения преступления. Для признания деяния преступлением нет необходимости предпринимать попытку или совершить задуманное опасное действие, хотя законодательство некоторых стран требует наличия подготовительных действий для достижения групповой цели. Также возможно признать уголовным преступлением финансовую подготовку террористических актов, как это обязывает делать своих участников Международная конвенция оборьбе с финансированием терроризма 1999года. Этот сравнительно новый подход представляет продуманную стратегию, позволяющую вмешаться до того, как террористический акт произойдёт или предпринимается попытка его совершения, что входит в интересы всех сторон. Вместо определения насильственного преступления, наказание за которое может наступить только в случае, если оно совершено или предпринята попытка его совершения, статья 2 Конвенции 1999 года требует признать уголовно наказуемым деянием (ненасильственную) финансовую подготовку, которая предшествует практически каждой террористической атаке.
В целях уголовного преследования международных преступлений также необходимо установить юрисдикцию. Это является правом каждого государства в соответствии с международным законодательством - устанавливать и применять внутренние законы или правом международного трибунала применять статьи своего статута. При этом с точки зрения государств, как отмечает O'Keefe: «юрисдикция государства...относится к его полномочиям в соответствии с международным правом регулировать действия, обычные и правовые, лиц, а также регулировать вопросы имущества в соответствии с муниципальным законодательством. Юрисдикция может быть гражданской или уголовной» (O’Keefe, 2004, стр. 736).
Государственная юрисдикция осуществляется в трёх видах, соответствующих трём ветвям власти:
«Установление» следует чётко отличать от фактического «осуществления» юрисдикции. В соответствии с универсальными документами по борьбе с терроризмом (которые отличаются от понятия «универсальной» юрисдикции, что является другой категорией и обсуждается далее), государства-участники должны обеспечить способность своих судебных систем осуществлять судебное преследование за определённые преступления, совершаемые при определённых обстоятельствах (исходя из места совершения преступления, гражданства преступника и т. д.). Это важно, поскольку несмотря на то, что Совет Безопасности и широкая международная общественность рассматривают террористическую деятельность как создающую существенную угрозу международному миру и безопасности, в настоящее время не существует каких-либо международных судов или трибуналов со специальной юрисдикцией в отношении преступлений, включённых в универсальные договоры в области борьбы с терроризмом; такое предложение было отвергнуто в ходе последних переговоров по Римскому статуту 1998 года при определении юрисдикции Международного уголовного суда, даже несмотря на то, что первоначальным намерением было наделить суд правом преследовать такие преступления как международный терроризм и правонарушения, связанные с наркотиками. Это означает, что способность осуществлять судебное преследование должна быть предусмотрена национальными законами независимо от того, приведёт ли это к тому, что государство фактически будет осуществлять уголовное преследование или судопроизводство. Не имея адекватных компетенций исполнять эту функцию, международные контртеррористические усилия могут потерпеть неудачу, несмотря на то, что проблемы, связанные с такими компетенциями, по крайней мере в некоторой степени нивелируются принципом «либо выдай, либо суди», предусмотренным в универсальных документах по противодействию терроризму.
Могут существовать различные подходы к вопросу иммунитета должностных лиц от уголовной юрисдикции в отношении предполагаемого совершения международных преступлений, таких как геноцид, преступления против человечества, а также военные преступления. Например, в соответствии со статьёй 27 Римского статута 1998 года Международного уголовного суда иммунитет в таких обстоятельствах не предусматривается; тогда как Международный суд ООН придерживается другого мнения, как например, в Деле об ордере на арест от 11 апреля 2000 года, которое обсуждается далее.
Государствам-участникам универсальных документов по борьбе с терроризмом было бы недостаточно криминализировать указанные в них деяния. Необходимо также предусмотреть, какой суд (или суды) в каком государстве (государствах) компетентен рассматривать дела лиц, предположительно совершивших связанное с терроризмом преступление. Основная цель универсальных документов по борьбе с терроризмом – чтобы как можно больше государств-участников могли осуществлять судебное преследование предполагаемых террористов с тем, чтобы избежать создания безопасных убежищ для них и вытекающей из этого безнаказанности.
Один из потенциальных рисков, связанных с таким подходом, заключается в том, что одновременно заявлять о своей компетенции осуществлять уголовное преследование будут слишком много государств. Эта ситуация известна как положительный конфликт юрисдикций. Не обеспечивая создание жёсткого обязательного механизма для разрешения ситуаций такого рода, некоторые договоры, такие как Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма, поощряют государства-участников координировать действия для достижения этой цели. В них не указывается, каким образом должна осуществляться координация, а также не указываются критерии определения того, какое государство будет осуществлять юрисдикцию. Такой подход призван обеспечить общие рамки сотрудничества, оставляя государствам-участникам больше возможностей для манёвра и принятия решений по осуждению или выдаче подозреваемого.
Существует ряд различных оснований для установления юрисдикций государств. При совершении преступления, охватываемого договорами, на территории определённого государства обычно ясно, что судебное преследование должно осуществлять это государство. Этот вид юрисдикции основывается на принципе территориальности: государства не разрешают использовать свою территорию в преступных или террористических целях. Таким образом, когда договорами от государств требуется установить свою компетенцию в отношении преступлений, совершаемых на их территории, это требование совпадает с тем, что государства уже делают на практике. В качестве расширения принципа территориальности предполагается, что государства могут осуществлять преследование за совершение преступлений на борту зарегистрированных в них морских и воздушных судов.
Тем не менее, универсальные инструменты противодействия терроризму идут дальше принципа территориальности, поскольку в них предусматривается, что у государств должна быть возможность осуществлять судебное преследование за некоторые преступления, совершенные за пределами их территории, но их собственными гражданами, независимо от места совершения преступления. Этот вид юрисдикции основывается на принципе «активного гражданства», когда государство заявляет о юрисдикции в отношении уголовного преступления, совершенного его гражданином за пределами его территории. Или же, согласно принципу «пассивного гражданства», государство заявляет о юрисдикции в отношении уголовного преступления, совершенного за пределами своей территории в тех случаях, когда среди жертв преступления, связанного с терроризмом, есть его граждане.
Дополнительные экстерриториальные основания юрисдикции излагаются только в конкретных документах. Например, Международная конвенция о борьбе с захватом заложников требует от государств-участников установления юрисдикции в отношении описанных преступлений, когда они совершаются с целью заставить их правительства совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения. Как гласит общий принцип: «Тогда как юрисдикция, связанная с установлением закона, может быть экстерриториальной, юрисдикция в отношении обеспечения выполнения закона является исключительно территориальной. Государство не может обеспечить выполнение своего уголовного закона на территории другого государства без согласия последнего» (O’Keefe, 2004, стр. 740; при этом возможны исключения, например, перехват поставок оружия массового уничтожения). По этой причине юрисдикция по установлению законов и юрисдикция по обеспечению их выполнения технически независимы друг от друга, несмотря на то, что на практике они взаимосвязаны.
Из всех правовых оснований для установления юрисдикции, несомненно, самыми сложными и деликатными в политическом отношении являются те, которые имеют отношение к универсальной юрисдикции. В сущности, концепция универсальной юрисдикции предполагает, что государства имеют право заявить о юрисдикции в отношении определённых предполагаемых тяжёлых преступлений, независимо от места совершения преступления, гражданства преступника и т.д. Тот факт, что точное значение и параметры понятия универсальной юрисдикции не ясны, только усугубляет деликатность этого вопроса. Как заявила специальная судья Van den Wyngaert в своём несогласном мнении в деле об Ордере на арест:
«Общепринятого определения универсальной юрисдикции в договорном или обычном международном праве не существует», отмечая, что: «существует много мнений относительно его правового значения» и что «может иметь место неопределённость ... в отношении определения (этого понятия)» (п. 44-46).
Хотя 19 документов ООН в области борьбы с терроризмом, также известных как универсальные (принять и присоединиться к ним могут все государства-члены ООН), обязывают государства определить состав уголовных преступлений и установить правовую юрисдикцию (часто называемую «экстерриториальной юрисдикцией») в отношении определённых деяний, совершаемых за пределами их территорий, это не относится к универсальной юрисдикции в том, как этот термин обычно понимается. Согласно таким документам, для установления юрисдикций в отношении преступлений, совершаемых за пределами его территории, до того, как государство-участник может заявить о юрисдикции в отношении уголовных преступлений, предположительно совершенных за пределами его территории (например, его гражданин является предполагаемым преступником или жертвой), должны быть определены конкретные связи. Более того, в универсальных документах обычно предусматривается мера, ограничивающая принцип универсальности, которая воплощена в принципе aut dedere aut judicare, согласно которому всякий раз, когда лицо, обвиняемое в конкретном преступлении, находится на территории государства, такое государство должно осуществить расследование и либо привлечь такое лицо к уголовной ответственности, либо передать соответствующее лицо запрашивающему государству.
Для сравнения, согласно «принципу универсальности» государство приобретает юрисдикцию в отношении определённого преступления даже при отсутствии какой-либо связи с самой страной, поскольку предполагаемое преступление считается столь тяжким, что не может остаться без наказания. Данный принцип применяется в Женевских конвенциях 1949 года лишь в отношении лиц, совершивших «серьёзные нарушения», которые входят в перечень самых тяжких военных нарушений. Такой вид юрисдикции может существовать также в отношении тяжких международных преступлений независимо от того, основывается она на обычном международном праве и (или) международных договорах, как, например, Женевские конвенции 1949 года и Конвенция против пыток 1984 года. В основе этого вида юрисдикции лежит идея, что те, кто виновны в самых вопиющих преступлениях, не должны уйти от правосудия.
На национальном уровне могут существовать различия относительно возможности обеспечения универсальной юрисдикции внутренней правовой системой и того, каким образом она может быть осуществлена. Когда такая юрисдикция предусмотрена, как правило, она принимает одну из двух форм. Первая представляет собой узко понимаемое понятие, известное как «условная универсальная юрисдикция». Согласно этому подходу, государство может осуществлять уголовное преследование обвиняемого при условии, что подозреваемый был задержан и физически присутствовал на территории государства. Данный подход существует в рамках обычного международного права, например, в отношении преступлений связанных с пиратством, преступлений против человечества, большинства военных преступлений, геноцида и пыток (см. например, Schachter, 1991; Scharf, 2001). Также известны случаи его применения в отношении ряда международных преступлений, предусмотренных договорами, главным образом в отношении совершения большинства военных преступлений согласно 4 Женевским конвенциям 1949 года Дополнительному протоколу I 1977 года к ним и применения пыток (статья 7 Конвенции против пыток 1984 года), а также преступлений, указанных в универсальных документах по борьбе с терроризмом, как отмечалось выше. Также следует отметить, что в рамках осуществления Римского статута 1998 года некоторые государства ввели законодательство, разрешающее их судам осуществлять универсальную юрисдикцию в отношении тяжких преступлений геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений, которой ранее у них не было (см. например, Закон о международных преступлениях и Международном уголовном суде 2000 года (Новая Зеландия); и Закон о преступлениях против человечности и военных преступлениях 2000 года (Канада).
Другой формой является широкое понятие, также известное как «абсолютная универсальная юрисдикция». В отличие от узкого понятия, этот подход не требует физического задержания или даже физического присутствия обвиняемого на территории государства для того, чтобы привлечь его к уголовной ответственности. Этот подход, как выяснилось, применяется в отношении намного меньшего числа преступлений, охватываемых международными договорами, главным образом в отношении совершения разновидностей самых серьёзных военных преступлений, так называемых «серьёзных нарушений» Женевских конвенций 1949 года и Дополнительного протокола I (см., например, дело об Ордере на арест, в котором было отказано в применении юрисдикции в отношении международного ордера на арест на основании иммунитета). На практике, тем не менее, поскольку многие внутренние правовые системы не позволяют вести судебные разбирательства заочно, обвиняемый должен физически присутствовать на территории государства, осуществляющего судебное преследование до того, как начнётся судебное разбирательство, при этом подготовительная работа, как, например, уголовное расследование и сбор доказательств, может быть начата без физического присутствия подозреваемого.
Примечательно, что универсальная юрисдикция в своей «чистейшей» форме (т.е. осуществляемая при условии отсутствия какой-либо связи с гражданством обвиняемых или жертв, территорией, на которой произошли преступления, или национальностью жертв) была подвергнута серьёзной критике, а государства время от времени меняют законодательство с тем, чтобы учесть присущие этой концепции недостатки (например, Бельгия, Испания и Англия в последние годы сузили сферу универсальной юрисдикции в своих законодательствах) (см. например, Yee, 2011). Так, в деле об Ордере на арест 2000 года, упоминавшемся ранее, Международный суд потребовал от Бельгии отменить ордер на арест, выданный Бельгией в отношении министра иностранных дел бывшей Демократической Республики Конго Йероди Абдула Ндомбаси (п. 73).
Важно отметить, что это означает, что любые связанные с терроризмом преступления, переступающие порог тяжких международных преступлений, таких как военные преступления и преступления против человечества, могут попасть под универсальную юрисдикцию на многих уровнях и преследоваться со стороны любого государства, которое законодательно установило универсальную юрисдикцию.
Далее
Наверх
