В некоторых случаях целесообразным может стать военный (вооруженный конфликт) подход к противодействию терроризму. Важно отметить, что это не политическая риторика, вроде «войны с терроризмом», которая определяет подход и подкрепляющий правовой режим; вместо этого, здесь определяется, удовлетворяются ли конкретные правовые критерии, изучаемые в настоящем Модуле. Правильная правовая классификация контекста, в котором осуществляются контртеррористические меры реагирования, важна, поскольку она будет определять, какой правовой режим (режимы) будет применен: ответные меры уголовного правосудия, основанные на международных нормах в области прав человека, которые регулируют меры реагирования в мирное время; или же международное гуманитарное право (МГП) в качестве lex specialis (отражающего фундаментальные, неотъемлемые принципы прав человека), которое регулирует меры реагирования в рамках вооружённого конфликта. Несмотря на то, что военные меры могут быть оправданы в некоторых условиях, в случае удовлетворения строгих критериев, они скорее должны быть исключением, нежели нормой в противодействии терроризму.
Обстоятельства, ведущие к возникновению ситуации вооруженного конфликта, могут носить противоречивый политический характер с затяжными неопределённостями. Несмотря на то, что военные меры могут быть санкционированы в соответствии с подходом коллективной безопасности, принятым под эгидой ООН, обычно применяемым подходом ООН по решению проблем, связанных с негосударственными акторами являются ненасильственные меры или целенаправленные санкции. Одним из примеров служит санкционный режим Совета Безопасности, введённый резолюциями 1267 (1999 г.), 1989 (2011 г.) и 2253 (2015 г.) в отношении Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ/ДАИШ), «Аль-Каиды» и других связанных с ними лиц, групп и предприятий. Сопутствующие неясности оставляют вопрос открытым, могут ли государства в одностороннем порядке или совместно с союзниками применять силу (jus ad bellum) против угроз и атак террористов, как, например, против негосударственных акторов в государстве, являющемся третьей стороной. В случае применения военной силы вне зависимости от любых нерешенных вопросов касательно законности решения о ее применении (jus ad bellum), само ведение военных действий регулируется МГП (jus inbello), которому уделяется основное внимание в настоящем Модуле.
Существует серьёзная озабоченность относительно соблюдения принципа верховенства права в таких условиях, когда меры реагирования, принимаемые на уровне исполнительной власти и ориентированные на применение военной силы, хоть и не в полной мере заменяющие подходы в рамках уголовного права и прав человека, оспаривают или подрывают применение и обеспечение выполнения других правовых режимов, составляющих международно-правовую базу в сфере противодействия терроризму. Одна из причин такой озабоченности связана с тем, что государства задействуют все элементы своей национальной власти – правовые, экономические, дипломатические, финансовые, военные, разведывательные, информационные и другие – в стремлении нейтрализовать угрозу, создаваемую негосударственными террористическими акторами. Хотя само по себе это не вызывает проблем, озабоченность возникает, когда это приводит к несоразмерным ответным мерам, подрывающим права человека и основные свободы, и содействию в росте безнаказанности. Когда такое происходит, важно обеспечить новую сбалансированность военных операций и мер реагирования в рамках уголовного правосудия в борьбе с терроризмом, с тем чтобы соблюдать четкие параметры между этими двумя концепциями.
В настоящем Модуле изучаются ключевые принципы МГП; классификация международных и немеждународных вооруженных конфликтов; классификация «комбатантов» и «боевиков», в том числе их основные последствия; конкретные нормы, регулирующие террористические акты в условиях вооруженного конфликта; и взаимосвязь между МГП и международным правом в области прав человека, в том числе важность понятия lex specialis.
Далее
Наверх
