Как было показано, преследование серьёзных актов терроризма может осуществляться в качестве международных преступлений, предусмотренных как универсальными документами по борьбе с терроризмом и другими международными документами, связанными с преступлениями, так и нормами обычного международного права.
С тем чтобы добиться возможного обвинительного приговора, важно найти судебный орган, в рамках которого деятельность подозреваемых террористов эффективно и надлежащим образом бы расследовалась и, вслучае признаниявиновными, они понесли наказание. Также могут возникнуть вопросы относительно того, где такое лицо должно быть заключено в тюрьму. Из-за сложного и серьёзного характера террористических преступлений, изучаемых в настоящем Модуле, будет более целесообразно рассматривать такие преступления в международном суде или трибунале не только в связи с более широким интересом со стороны международного сообщества и последствий таких преступлений для него, но также потому, что многие национальные правовые системы не имеют достаточного опыта и ресурсов для рассмотрения таких преступлений. Это было одной из изначальных предпосылок, которые заставили Тринидад и Тобаго обратиться с просьбой о создании Международного уголовного суда, в частности, в связи со сложным характером транснациональных преступлений, связанных с наркотиками (см. например, Bagoo, 2011).
Несмотря на то, что такие суды могут быть очень затратными в финансовом плане, а также может потребоваться длительное время, прежде чем они сформируются и начнут функционировать, о чем свидетельствует недавний опыт Международного уголовного суда, международные суды и трибуналы также имеют свои преимущества. Сюда можно отнести необходимый технический и административный опыт для работы с деликатными и объёмными юридическими и политическими материалами, а также развитие передовой практики главным образом в целях обеспечения правосудия и возмещения ущерба жертвам, когда национальные системы не имеют возможности обеспечить их эффективными средствами правовой защиты.
Такие суды и трибуналы могут сталкиваться с теми же трудностями, что и национальные суды, например, нежеланием или отказом со стороны государств-участников Римского статута раскрыть или передать важные доказательства или подозреваемых, несмотря на их обязательства по договорам о полном сотрудничестве с Международным уголовным судом. При этом существуют различные механизмы, направленные на преодоление таких проблем. Например, любая ссылка на соображения безопасности в качестве основания для отказа сотрудничать должна быть рассмотрена Палатами, что во многих случаях приводит к неблагоприятным для этих стран заключениям. В конечном итоге и в порядке исключения в самых серьёзных случаях государства могут быть принуждены соблюсти обязательства правовыми средствами, например, посредством принятия резолюции Совета Безопасности согласно главы VII Устава ООН (см., например, резолюция СБ ООН 1207 (1998)).
Несмотря на серьёзный характер таких преступлений и международный интерес, проявляемый к осуществлению эффективного и справедливого преследования серьёзных международных террористических преступлений, в реальности международные уголовные суды и трибуналы с юрисдикцией в отношении таких преступлений немногочисленны. Единственным международным трибуналом с непосредственной юрисдикцией в отношении преступлений, связанных с терроризмом, является Специальный трибунал по Ливану (созданный в соответствии с резолюцией Совета Безопасности согласно главе VII Устава ООН 1757 (2007)), который был специально учреждён для расследования одного крупного террористического акта и привлечения виновных к уголовной ответственности, и чья юрисдикция в значительной мере определяется ливанским уголовным правом. Помимо этого, в рамках ряда международных судов и трибуналов были приняты специальные положения о преступлениях, связанных с терроризмом, главным образом это устав Международного трибунала по Руанде (статья 4(d)), устав Специального суда по Сьерра-Леоне (статья 3(d)), и закон об учреждении чрезвычайных палат в судах Камбоджи (статья 8). Что касается первых двух трибуналов, их юрисдикция ограничивалась террористическими актами, запрещёнными международным гуманитарным правом в отношении временных ситуаций конкретных вооружённых конфликтов.
По существу, юрисдикция Римского статута, на основании которого создан МУС, не охватывает террористические преступления, несмотря на многочисленные предложения государств по включению «преступлений, предусмотренных договорами» (конференция ООН 183/C.1/L.27, стр. 71-71), и продолжительные дебаты на эту тему в процессе переговоров по договорам. Хотя преимущества включения террористических преступлений в компетенцию Суда были признаны, Подготовительный комитет посчитал, что Римский статут должен ограничиваться определением согласованных международных преступлений в рамках его юрисдикции. Другие важные факторы, лежащие в основе этого решения, включают отсутствие глобальной согласованности в отношении терроризма, различия в подходах к преследованию преступлений, связанных с терроризмом, и, как подчёркивалось выше, вопросы, связанные с тем, что универсальные документы по борьбе с терроризмом основаны на принципе aut dedere aut judicare и ограничиваются им, как разъяснялось выше. Универсальная юрисдикция эффективно применяется в отношении других преступлений, входящих в юрисдикцию суда, что резко контрастирует с правовыми и политическими трудностями, связанными с отсутствием универсального определения терроризма, в том числе возможность отказа ряда государств от присоединения к договору. Существует также мнение, что терроризм вне зависимости от его определения не входит в категорию наиболее серьёзных преступлений, на которые МУС должен тратить свои ограниченные силы и ресурсы. В связи с этим юрисдикция статута ограничивается преступлениями геноцида, преступлениями против человечности, военными преступлениями и преступлениями агрессии (статья 8bis). При этом 15 декабря 2017 года Ассамблея государств-участников Римского статута согласилась привести в действие юрисдикцию Суда в отношении преступления агрессии, которая вступила в силу 17 июля 2018 года. Такая юрисдикция может быть актуальна для будущих контртеррористических усилий, предусматривающих военное вмешательство. При этом некоторые из этих ограничений в определённой степени были разрешены посредством принципа комплементарности (статья 17).
Представляется возможным теоретически и технически внести поправки в Римский статут в будущем с целью расширения его юрисдикции и включения в него преступлений, связанных с терроризмом, хотя это не произойдёт в ближайшее время. Внесение необходимых поправок в договоры, вероятно, будет сопровождаться многочисленными сложностями и препятствиями наряду с вероятностью того, что необходимый уровень консенсуса не будет быстро достигнут, о чем свидетельствует почти 20-летний опыт затяжных и сложных процессов по достижению международной договорённости в отношении значения преступления агрессии и его применения, которое изначально входило в юрисдикцию статута согласно статье 5 только при условии достижения международной договорённости. Более того, существуют другие деликатные политические факторы, имеющие отношение к Международному уголовному суду в настоящее время и в будущем, в том числе последние случаи выхода ряда государств- участников из Римского статута, а также угрозы выйти из него (см., например, The Guardian (Addis Ababa), 2017). Так, совсем недавно Бурунди объявила о своём выходе (см. Trahan, 2017).
На практике, однако, такое формальное исключение преступлений, связанных с терроризмом, из непосредственной юрисдикции большинства международных судов и трибуналов, не помешало прямо или косвенно осуществлять судебное разбирательство международных преступлений терроризма в тех случаях, когда их характер и тяжесть соответствовали правовым элементам преступлений, попадающих под юрисдикцию этих судов и трибуналов. Несомненно, как обсуждалось ранее, международные преступления геноцида, военные преступления и преступления против человечности (см. Римский статут, статьи 6-8) могут охватывать широкий спектр актов терроризма. Более того, такой подход уже практикуется международными судами и трибуналами, подтверждением чему служит судебная практика Международного трибунала по бывшей Югославии и Руанде, Специального суда по Сьерра-Леоне и Международного уголовного суда. Под влиянием более общих тенденций по ликвидации существующих пробелов в борьбе с безнаказанностью негосударственных (террористических) акторов развивается прецедентная база, подкрепляющая применение таких подходов (см., например, Прокурор против Станислава Галича, 2006, п. 598; Прокурор против Тихомира Блашкича, 2000). Одно из преимуществ данного подхода заключается в том, что он не требует достижения международного согласия относительно определения терроризма несмотря на то, что такой «непрямой» подход возможно не пользуется таким же вниманием или не обладает достаточным авторитетом по сравнению с непосредственной юрисдикцией в отношении террористических преступлений. Помимо этого, не все международные террористические преступления в полной мере укладываются в рамки правовых элементов международных преступлений, как например финансирование террористической деятельности, особенно в свете глобализации финансов, о чем прямо заявляется в Конвенции по борьбе с финансированием терроризма 1999 года.
Далее
Наверх
